Рождение его – таинство, прикрытое завесой неизведанного. Но на каком этапе он обретает душу, которая будет его единоначалием, и оком Бога на земле, никто не знает…
Душа этого только что родившегося младенца явно была чем — то недовольна. Он отбрыкивался от посягающих на него рук дюжей акушерки. Только что из тепла материнского чрева он попал на сквозняк открытой всем ветрам жизни. Ему было холодно и жутко. Роженице так и не удалось насладиться материнством. Она тихо ушла, оставив свое чадо одиноким и немощным, не познавшим рук материнского тепла. Громкий ор, постоянно доносившийся из детской, говорил о том, что существо голодно, тянется к жизни и хочет к себе внимания.
Внимание же в виде нянечки, бегало по лестницам род дома, заходило в ординаторскую, в день по три раза потчевало себя ватрушками с кофеем, бегало в магазин за подкреплением и разок домой дать втык нерадивой племяннице. Под вечер, выбившийся из сил младенец, заснул голодным. Это была девочка.
Ребенка из родственников никто не навещал. Отдать ее никому не могли, так как числилось, что таковые имеются.
Шли дни, ребенок перестал орать, зная, что Вниманию он не нужен. Он тихо лежал в кроватке, пялясь на потолок. Ходили слухи, что отец так был занят очередной женитьбой, что не признал приданного в виде ребенка, а бабушка, сошедшая с ума по утерянной дочери, так и не выбралась за ней. Этот комок лишил жизни ее дочь, выращенную, выхоленную и любимую. Она не рвалась его увидеть.
Через четыре месяца она, таки, решилась посетить это место. Та ждала ее в чернявой кучерявой шапочке и с улыбкой. Перед тем как повести к ребенку, бабушку спросили какое имя вписать в выписном листе и услышав, что той все равно, назвали ее Лерой в честь гинеколога Лери Хонелидзе, кесарившего* роженицу. Что уж там случилось никто не узнал, ибо истории родов, даже в то время, писались врачами далеко позднее и подлинность их течения, зачастую, упускалась и предавалась истории.
К встрече бабушки Внимание готовилось. Оно поменяло ребенку пеленки, надело белоснежный чепчик, надеясь получить по меньшей мере рубля три за бессонные ночи и трепетное отношение к чаду. С дежурной выправкой оно примостилось возле дверей в детскую.
Горе скрутило пришедшую женщину. С потухшим взглядом, в черном длинном одеянии она медленно ходила между рядами, пытаясь высмотреть свой комок наследия. Детки, разные, но похожие друг на друга, в одинаковых пеленках лежали в большой светлой комнате. Женщина, осмотрев всех, разочарованно вздохнула. Никто не тронул ее душу. Она собиралась уже задать вопрос о месте нахождения внучки, как Внимание жестом пригласило ее в отдельно примыкающую комнату потемнее с четырьмя кроватками. Женщина последовала за ней. Она вглядывалась, пытаясь увидеть знакомые черты в детских личиках. Но все увиденное было далеким, не предвещающим хохлятско — грузинской помеси. Оставалась одна кроватка. Ребенку удалось распеленаться и стянуть с себя чепец. Он размахивал им во все стороны. При этом совершенно непосредственным образом надутая под попкой лужа не мешала ему улыбаться, гулить, дрыгать ногами, явно пытаться привлечь к себе внимания. Под взглядом женщины девочка успокоилась, перестала двигаться, заулыбалась и внезапно зевнула. И момент истины настал.
И женщина сказала: «Мое!».
Эта встреча обсуждалась Вниманием с другими нянечками, которые не интересовались раньше малюткой, но пять рублей в ее руках, полученные от женщины, заставляло их переживать, что такой ребенок остался без их присмотра. Кто бы мог подумать, что из этой комнаты заберут младенца, да еще и родственники с деньгами! Нянечки с тяжелым взглядом провожали счастливое семейство.
Сидя на скамейке возле дверей родильни и видя ранее тяжело ступающую старуху, они с трудом узнали теперь выходящую, улыбающуюся женщину, которая бойким шагом последовала к ожидающим ее соседкам и гордо показывала им свой сверток, гулящий и крутящийся. Те трещали и крутились не меньше, выискивая черты матери в ребенке. В общем такая суета образовалась под окнами больницы, что охранник просящим голосом просил дамочек уйти, чтобы не получить за них нагоняй от руководства.
А жизнь малышки явно менялась в лучшую сторону. Она уже победила сумерки в глазах бабушки. Она была в сильных добрых руках и ей улыбались, то и дело прижимая к груди. Чтоб не разреветься на радостях? Победители тоже плачут.
Так началась эта трогательная любовь длиною больше жизни между старой и малой, которая дарила тепло и счастье.