Несколько дней назад я приготовила блины для своей дочери-школьницы.
Накануне вечером она спросила меня: «Мне просто интересно — и если ты скажешь «нет», все будет прекрасно, но мне интересно, не могла бы ты приготовить мне на завтрак блинчики из овсяной муки?»
Я могла. И я сделала.
Конечно, она могла бы сделать сама себе завтрак. На самом деле она готовит себе завтрак по утрам, когда я не могу и не успеваю.
Ей на самом деле не нужно было, чтобы я готовила ей завтрак в тот день, но я сделала это для нее, чтобы сгладить утро тяжелого дня.
И после того, как я сделала эти блины, я также упаковала ей ланч и уложила ее танцевальный костюм.
Я сделала для нее кое-что, что она может сделать сама.
Да, я немного облегчила ей жизнь.
Я нянчилась с ней.
И я знаю, что не «должна» делать такие вещи. Прежде чем кто-то напомнит мне, я знаю, что я должна научить своих детей заботиться о себе, быть независимыми и, больше всего, больше не нуждаться во мне.
Я знаю. Я понимаю. Поверьте мне, я поняла. Я даже согласна, в основном. У нас есть эти дети, чтобы держать их, но мы воспитываем их, чтобы освободить их, и нам нужно снаряжать и готовить их к этому освобождению.
Мой подросток действительно заботится о себе. Она независима. Она мне больше «не нужна»…
Но когда она спросила, буду ли я готовить ей эти блины, я сделала это и с удовольствием. И я сделаю это снова.
Я буду продолжать делать для нее вещи, которые она может сделать для себя сама. Я приготовлю ей завтрак, соберу ее ланч и постираю одежду. Она прекрасно знает, как это делать. Она делает эти вещи. Но я буду продолжать делать их для нее большую часть времени, пока она делает так много вещей, которые я не могу и не должна делать для нее.
Я не могу — и не буду — ходить в школу и путешествовать по минному полю дружбы старших классов.
Я не могу справиться с давлением со стороны сверстников и раздражающими одноклассниками и непонятной геометрией, а также публичными проявлениями привязанности и вызывающих шокирование нарушений дресс-кода, все до 9 часов утра.
Как ее мама, я не могу решить, кем она хочет стать, когда вырастет, когда уже решительный толчок исходит почти со всех сторон.
Я не могу бежать за ее мечтами и делать то, что нужно, чтобы сделать их реальностью.
Ее отец и я не можем практиковать терпение, доброту и самоконтроль, когда подростковый стресс, истощение и гормоны — так много гормонов — сильно давят.
Я не могу сбалансировать 14 часов в большинство будних дней академических и внеклассных занятий и отношений с друзьями и семьей, все из них требуют самоотверженности и решимости.
Мой подросток — единственный, кто может делать то, что имеет значение сейчас и имеет значение для ее будущего.
Но я могу сделать блины для нее. Итак, тем утром я это сделала.