Нашей дочери всего пять. Слово «феминистка» ей, конечно, не известно. Возможно, она его слышала несколько раз по радио, в машине, пока стояли в пробках. Но точно не запомнила. И вряд ли сможет повторить, не перепутав слоги и не заменив буквы. Она называет котлетки комплектами, приправу отравой, а желуди чулудями. Так что нет, «феминистка» для нее – слишком сложно. Но за глаза мы называем ее именно так.
Все началось с обычного утра.
— Погладишь мне рубашку, пока я в душ схожу? – муж проспал и попросил меня помочь собраться на работу. Причем, для него это не в порядке вещей. Он сам отлично гладит свои рубашки, когда нет форс-мажора. Услышав просьбу, я тут же отложила книжку, которую как раз в этот момент читала нашей дочери, но она рукой преградила мне путь к гладильной доске, словно выставила маленький шлагбаум:
— Папа взрослый. Он справится сам. Читай дальше, мамочка.
Вообще-то, у нас за доброго полицейского как раз папа. Потому-то он и не стал перечить, встревоженно вспоминая, в какой момент дочь перестала быть его союзницей? Ведь была полностью за него, когда лазили на даче по деревьям, когда строили шалаш в лесу, когда наперегонки мчались на самокатах…
В выходные ситуация усугубилась. Мы с дочкой как раз мыли полы, когда муж решил посмотреть повтор важного футбольного матча, который пропустил на неделе. Каждый раз, когда мы дочкой переговаривались, он с раздражением шикал в нашу сторону. Его любимая команда безнадежно проигрывала. А мы своей болтовней как будто отвлекали и вратаря тоже. Я послушно перешла на шепот, но дочь… Дочь сперва сходила за еще одной шваброй, а потом впритык подошла к папе:
— Тоже мой пол, — сказала она мужу голосом, не предполагающим переговоров. А, когда муж пол вымыл, то и дело кидая на меня вопросительные взгляды: «Чего это с ней?», «Что я сказал плохого?», «Она ведь не будет такой всегда, скоро пройдет. Просто кризис пяти лет, да?», дочь не позволила ему перевести дух.
— Можешь заказать пиццу? – уточнила она. – Маме надоело готовить.
И, уже обращаясь ко мне:
— Да, мамочка? Сколько можно готовить? Лучше мы пошьем для кукол платья, да?
Глазами я пыталась сказать мужу, что я тут вообще ни при чем. Она сама догадалась, что мне очень-очень надоело готовить. Я не жаловалась. Совсем. Ни разу.
Чтобы не попасть под раздачу, я шила платья для кукол с особым усердием. Я не умею шить. Но делала вид, что умею. В результате, вышло одно бальное платье и один сарафан. Довольная, дочь обняла меня:
— Иди, полежи, отдохни, мамочка. А я порисую.
Не веря своим ушам, я вышла из детской. И чуть не врезалась в дверной косяк, потому что постоянно оглядывалась, что задумала наша дочь? Чем объяснить, что еще на прошлой неделе она ходила за мной маленьким хвостиком, а теперь вдруг стала такой самостоятельной, участливой, заботливой… А может — чудо? Обычное такое чудо! Вдруг, именно с нами произошло невозможное?
С этой мыслью я легла на диван и задремала. Сквозь сон слышала, как курьер принес пиццу. Как дочь наставляла папу: «Не шурши, мамочку разбудишь!». Как она заказала ему: «Сваришь компотик? Мама всегда варит мне компотик?» и добавила, выходя из кухни: «Только сахар не рассыпь, а то мамочке потом убирать».
А проснулась я от шума воды в ванной. Ну, думаю, решили и там порядок навести! Вот это жизнь началась! Дождалась! Заслужила!
Открыв дверь в ванную, я остолбенела. Муж сидел на корточках и пытался намыленной губкой оттереть фломастер с ног дочери. То и дело он ворчал: «Почему ты решила взять именно перманент?», «Где ты такое видела?», «Тебе же теперь в таком виде ходить в садик!».
— Что с тобой? – я не могла поверить, что все эти бесчисленные палочки перманентом – на ногах и на руках — дочь успела нанести за те полчаса, пока я отдыхала.
— Еще и тут! – не скрывая радости, дочь подняла вверх обе руки, и я увидела, что черными черточками разрисованы и ее подмышки.
— Что это? – я понимала, что не готова ни к одному ответу, но услышанный превзошел мои ожидания.
— Грива! — дочь как будто даже обиделась, что мы c ее папой не понимаем элементарных вещей. — Мамочка, помнишь, в бассейне была тетя, у которой тоже везде была такая черная грива? И на руках. И на ногах. И под мышками. Так красиво, правда? Вот и у меня теперь такая есть. Хочешь, тебе тоже нарисую?
— Ты считаешь, что у папы на лице тоже грива? – подавляя хохот, я посмотрела на бороду мужа.
— Нет, — серьезно сказала дочь. — У папы на лице — борода. А грива у него на руках, на ногах, на спине. И самая красивая – на груди. Я не успела себе такую нарисовать. Потому что вошел папа и все испортил.